Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

«И только небо надо мной…»

29 марта, 2021

Творческий вечер иркутского писателя Валерия Хайрюзова в столичном Центральном доме работников искусств прошел с аншлагом

Белое полотно экрана, как простыня, натянутая на настенном ковре для просмотра советских диафильмов в домашних условиях. И миссионер, приземлившийся после 15 тысяч часов безаварийного налета, «упавший с небес», по его собственному выражению. Это пилот первого класса, писатель, режиссер, заместитель председателя Иркутского землячества «Байкал» в Москве, почетный гражданин города Иркутска Валерий Николаевич Хайрюзов. Ведущим вечера стал режиссер и сценарист Сергей Зайцев.

1ъ.jpg

На своей земле

– Знаю Валерия Николаевича еще со времен Бугурусланского летного училища, курсантом, – говорит заслуженный пилот СССР Василий Рузов. – Никогда не забуду, как впервые прочитал повесть «Отцовский штурвал», а затем и «Капитан летающего сарая», «Приют для списанных пилотов», «Колыбель быстрокрылых орлов», «Неразлучны мы с Бугурусланом» и другие. В ваших повестях, рассказах дается точная оценка действий экипажа в различных погодных условиях, и я желаю вам как можно дольше сохранять право садиться с подбором площадок в любую точку человеческой души.

…Валерий Николаевич родился в военном 1944 году в Иркутске в рабочей семье и, рано оставшись без родителей, взял под опеку младшего брата и сестер. Быть может, и поэтому его проза столь человечна, наполнена переживаниями, осторожными чувствами, наблюдениями за сибирской природой и бытом людей. И одинаково интересна взрослым и детям, коллегам и землякам. Вот, к примеру, небольшой фрагмент из повести «Земляки» 2020 года: 

«…Чагин усмехнулся про себя. Выходит, ему предлагали впрячься в эту самую лямку и стать человеком, которому придется стучаться в двери чужих кабинетов, быть просителем, телефонным оператором, конферансье, метрдотелем, мировым судьей и чем-то вроде столичного старосты для земляков в одном лице.

– Я разговаривал с нашим главным, – Ожегин ткнул пальцем вверх, – можешь считать мое предложение и его просьбой. Здесь, в землячестве, ты узнаешь и поймешь больше, нежели копаясь и перетряхивая бумажную пыль в архивах и библиотеках, отыскивая нужную тебе информацию. То уже мертво, а здесь люди живут, болеют, переживают, бывает, чего уж тут греха таить, и ругаются. Все перекатывается, переплавляется вот тут и сейчас, буквально на твоих глазах из одного состояния в другое. Лучшего места для понимания жизни не найти. Положим тебе оклад. Небольшой, но, думаю, не помешает.

Ожегин делал предложение, от которого, как говорят, трудно было отказаться. В Москву Чагин попал не по своей воле, а по желанию таких же, как он, избирателей, которые несколько лет назад избрали его депутатом, мол, давай, земляк, езжай-ка в столицу и защищай там наши права. Тогда он и представить себе не мог, что его, по сути, отправили на лобное место, где пришлось отвечать не за свои грехи».

Аэропорт назначения

Жизнь каждого человека можно представить как литературное произведение, только не каждый награжден даром представить его в письменном виде так, чтобы читатель мог попутно вовлекаться и в новейшую историю своего государства, и в судьбы людей, характеры и образы которых очень точно описывает автор. Часы налета Валерия Хайрюзова командиром воздушного судна в суровых условиях резко континентального сибирского климата превратились в живые и такие разные истории.

– Вы – человек, который видел землю не только под ногами, но и наблюдал даже далекие поселения с воздуха, – сказал на творческом вечере, обращаясь к Валерию Хайрюзову, член Совета федерации Федерального собрания РФ от Законодательного собрания Иркутской области в 2001–2013 годах, почетный энергетик РФ Валентин Межевич. И тут к месту еще один отрывок из произведений иркутского писателя:

«…Ситуации, когда вдруг закрывается аэропорт назначения, в авиации случаются довольно часто. Меня взволновало другое: туман появился неожиданно, синоптики его не прогнозировали, и захватил огромное пространство. А топлива у нас оставалось только-только. Если закроется Мирный, лететь будет некуда. Я чувствовал, как в меня входит щемящее чувство пустоты, когда все совершается помимо твоей воли: нельзя даже увеличить скорость, иначе сожжем весь керосин. У нас в любом полете предусмотрен так называемый запас топлива, предназначенный для подобных случаев, но кто знал, что все обернется столь скверно. Внизу ползла редкая тайга, пустынная, мертвая, точно мы летели над незнакомой планетой. В низинах серой слизью растекался туман.

– Мирный закрылся, – словно еще не до конца веря тому, что услышал, выдохнул Барабанов.

Я оглянулся: в глазах у штурмана плясала растерянность. Барабанов делал всего третий самостоятельный рейс, в такой переплет попадал впервые.

– Пойдем в Нюрбу. Там погода улучшается, – решил я. – Видимость семьсот метров, уточни курс.

Барабанов торопливо зашуршал картой.

– До Нюрбы двести пятьдесят километров, – определил он через несколько секунд.

– Еще двести пятьдесят километров на север, – как-то вскользь отметил я. – Главное, чтобы каждый сейчас делал свое дело без паники, тогда все будет нормально.

Вадик быстро перестроил радиокомпас на приводную станцию Нюрбы. Дядя Коля пощелкал переключателем топливомера.

– Командир, горючки еще на пятьдесят минут, – громко сказал он и уже тише добавил: – Я в Усть-Куте плеснул лишних двести литров. Чувство у меня было. – Он ткнул себя в грудь коричневатым от въевшихся масел пальцем.

Я благодарно посмотрел на бортмеханика. Расчет топлива расчетом, а когда есть запас, как мы иногда говорим, заначка, то дышать все-таки легче.

В эфире чувствовался переполох. Кроме нас, в воздухе находилось еще несколько самолетов: одни взяли курс на Усть-Кут, другие, как и мы, шли в Нюрбу. И, судя по всему, топливо у них тоже было на пределе.

Вновь пришла Ольга, постояла немного, привыкая к полутьме кабины.

– Пассажиры спрашивают, когда будет посадка, – быстро проговорила она. – Этот толстощекий мне надоел. Говорит, уже сорок минут лишних летим.

– А ты будто в первый раз: не знаешь, что ему ответить, – раздраженно сказал Вадик.

Ольга обиженно заморгала глазами: от кого другого, а от него-то она такого не ожидала. Я поспешил исправить оплошность второго пилота; бортпроводница в любой ситуации должна быть спокойной, иначе ее нервозность тотчас передается пассажирам:

– Через тридцать минут сядем в Нюрбе, Ленск закрылся, – как можно хладнокровнее сказал я.

Мы вновь остались наедине со своими мыслями, своими заботами. Я еще раз, по частям, прокрутил в памяти нюрбинскую схему захода на посадку.

Барабанов через каждую минуту давал удаление от аэродрома: «Сто тридцать… Сто двадцать пять!» Но как долго тянулось время между этими словами! На широком лбу Вадика выступили капли пота, он то и дело поглядывал на топливомер. Дядя Коля, наоборот, сидел спокойно и даже, мне казалось, улыбался чему-то. На локаторе, как на ладони, тонкие линии. Посредине крохотный светлячок – это Нюрба, сейчас все линии нашей жизни пересекались в этой точке.

Некоторые из наших пассажиров спали, вовсе не представляя, что происходит у нас в кабине, какие задачки подбрасывает нам погода. Однако я верил: пассажиры останутся спокойными до тех пор, пока работает мотор, пока светит в плафонах свет, – сработает удивительное чувство, которое может быть только у людей, целиком доверивших свою жизнь другому человеку (повесть «Непредвиденная посадка», 1979 г.).

2ъ.jpg

Любовь и кровь

– Талантливых людей очень много, но если у таланта нет мужества, то он все равно что самолет без мотора, – отметил поэт, прозаик, в прошлом летчик Григорий Калюжный. – Так вот у Хайрюзова этого мужества не только как у летчика, но и личного, «хайрюзовского». Да и людей он любит по-настоящему, вы только представьте! В нем порода. Это чувствуешь в его произведениях. Основательность небесная слилась в нем с основательностью земной.

В 1993 году в Москве народный депутат Верховного Совета РСФСР Валерий Хайрюзов встал на защиту Дома Советов. Переезд в Москву стал для него серьезным переворотом в жизни. Посттравматический синдром в той или иной степени имеется у каждого, кто пережил крушение СССР, и чем старше был человек на тот момент, тем тяжелее это далось. С трагическим грохотом и потрясением рухнула вся карта реальности, а ведь та карта содержала готовые и понятные шаблоны для всей жизни советского человека, когда люди даже не делали попыток проверять истинность своих представлений о мире и о себе. Всегда проще брать из головы готовые заготовки и жить с ними, если все более-менее устраивает. Устраивало. До поры. Не всех. 

«…Узкая воронка пулемета с бронетранспортера выплюнула огонь, и гармонист упал, укрыв своим телом гармонь. Не убили фашисты – нашел он свой конец на площади посреди Москвы. Из кустов бросились к бронетранспортеру парни с бутылками, но их почти всех уложили на мостовой. Люди не верили, что вот так просто приходит смерть. Звенели разбитые стекла, любопытным, выглядывающим через окна, пробивали голову засевшие в высотных зданиях снайперы. Эти же снайперы стреляли и по солдатам. Убили двоих, и тогда вступили в дело танки. Снаряды прошивали насквозь стены, выбивали стекла, кромсали перегородки, на землю летели куски мрамора. Монстр начал отрабатывать похлебку.

Из-за домов, будто нехотя, выползло сухое октябрьское солнце, чтобы всем было лучше видно, как расстреливают и свежуют Россию. С этого утра в автобусах и метро прекратились разговоры о политике. Люди стыдливо отворачивались друг от друга, на их глазах творилась подлость, и они невольно становились ее участниками. За Москвой-рекой напротив Дома Советов находился Международный Красный Крест. Несколько дней назад мы с депутатом Владимиром Мандрыгиным посетили их штаб-квартиру, пытаясь привлечь внимание этой солидной организации, говорили, что в Белом доме есть раненые и больные, что защитники Конституции нуждаются в медикаментах. И не встретили ни малейшего понимания...

На окружной дороге, возле Подольска, приняла бой шедшая на помощь Белому дому воинская часть капитана Остапенко. Увидев, что ситуация безвыходна и не желая подставлять под удар ехавших с ним солдат, Остапенко застрелился. Но это станет известно позже. Последняя надежда у защитников Конституции вспыхнула тогда, когда над городом закружили боевые вертолеты. Танки тотчас же прекратили стрельбу, знали: против вертолетов они голы. Вертолеты покружили и улетели.

Достоевский говорил: «Красота спасет мир». Но еще ни разу она себя не защитила. Более того, к ней всегда тянулись липкие, грязные руки, самое красивое всегда уничтожалось в первую очередь.

Несмотря на бешеный обстрел, Дом держался не пятнадцать минут, как накануне грозились омоновцы, а почти сутки. Отец Алексей Злобин в своей церквушке, которая была открыта в Белом доме третьего октября, под грохот танковых пушек покрестил Тамару Пономареву и Светлану Горячеву – они считали, что перед смертью. На том самом месте, где накануне была проведена Божественная Литургия с пожеланием «многая лета» всем, кто находился внутри Дома...

Основная часть депутатов собралась в самом центре здания, куда не залетали снаряды, – в палате Совета Национальностей. Зажгли свечи, сидели, тесно прижавшись к друг другу» («Плачь, милая, плачь», 1994 г.)

По дороге в будущее 

Накопленная в обществе пассионарная энергия, не нашедшая по разным причинам мирной реализации, требует выхода. Это вечный поиск конфликтов, революций, священных войн и подвигов. Как только потенциал иссякает на одной территории, пассионарии перемещают себя или свое внимание на другую. Увы, войны никогда не прекратятся.

Во время десятидневной поездки в охваченную гражданской войной Югославию, куда Валерий Хайрюзов с писателями Василием Беловым и Валентином Распутиным были приглашены президентом Республики Сербской Радованом Караджичем, их машина попала под обстрел.

«…Сергей брал бинокль и рассматривал позиции мусульман. К тем, кто был на противоположной стороне, ничего, кроме осторожного любопытства, Сергей не испытывал. Он уже знал, что и на той стороне такие же учителя, таксисты, бухгалтеры. Еще несколько лет назад те и другие ходили в одни школы, за одни команды играли в футбол и влюблялись в одних и тех же девушек. Теперь между ними пропасть, вернее, кусочек ничейной земли. И они с азартом охотников или тех же футбольных нападающих забивают друг другу не мячи и шайбы, а пули и снаряды. А пройдет время – наступит мир, и каждый из сидящих по обе стороны не объяснит ни себе, ни своим близким, для чего нужно было убить столько соседей или знакомых…

Поперек улиц на веревках висели покрывала, куски темной пленки, одеяла – все, что могло закрыть обзор снайперам. На стенах закопченных домов возле окон видны были похожие на оспины следы от пуль. Снаряды и мины имели зубы покрепче, они отгрызали углы, отбивали балконы, вместе с бетонной крошкой и пылью выбрасывали на улицы содержимое квартир; ветер разносил все по улицам и дворам. Куцые, точно подстриженные неумелым садовником деревья обрубленными культями держали на весу то, что когда-то было шторами, детскими игрушками, одеждой, что было частью дома, а для кого-то и смыслом существования. И невозможно было без внутреннего содрогания и боли смотреть на разрушения и хаос. Сергей вспомнил: еще большие разрушения он видел в Вуковаре. Там вывороченная земля, разбитые дома, заваленные обломками улицы были усыпаны, а в некоторых местах буквально нашпигованы металлом» («Сербская девойка», 2004 г.)

И вот уже который год в Иркутском театре юного зрителя не стихают аплодисменты после спектаклей по пьесам Валерия Хайрюзова «Мать богов», «Иннокентий», «Сербская девойка». В оформлении спектаклей использованы паруса-экраны, на которых проходят видеокадры, и это соотносится с сегодняшним оформлением праздника автора.

Растроганные зрители не спешат расходиться по своим домам и покидать волшебную и хрупкую атмосферу творческого единения, словно почувствовав ту самую любовь, о которой нам говорит православная религия и которой по-настоящему любит людей сам Валерий Николаевич. Его творческий вечер завершился на высокой ноте и на уверенных жизненных высотах:

А ты улетающий вдаль самолет
В сердце своем сбереги…
Под крылом самолета о чем-то поет
Зеленое море тайги…

3ъ.jpg

Анна Малинина (Вокина), Иркутское землячество
«Байкал», специально для «Байкальских вестей».

Фото автора и Владимира Безродных.

На фото: Валерий Хайрюзов;

Малая часть изданий Валерия Хайрюзова;

Сцена из спектакля «Иннокентий.
Страницы великого пути» Иркутского ТЮЗа
по пьесе Валерия Хайрюзова
 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии