1937-й в Иркутске

«Лимит — предельная норма расходования чего-либо» (Историко-этимологический словарь современного русского языка П.Я.Черных). Понятие, используемое в торговых операциях, в Советском Союзе в тридцатые годы было государственной мерой репрессий. Документы и свидетельства очевидцев доказывают, что случайностей и неразберихи почти не было — действовала отлаженная и безжалостная машина, почти не ведающая сбоев. Все было запланировано и разложено по полочкам. Как и положено при советском социализме, здесь были свои передовики и отстающие, а между региональными управлениями НКВД  (с непременным участием партийных комитетов республик, краев и областей) развернулось настоящее соревнование — «кто больше».

Девять строчек и девять томов

Мне с таким толкованием пришлось столкнуться в ходе подготовки мартиролога «Жертвы политических репрессий Иркутской области», когда обнаружил архивный документ:

«Строго секретно. 25.08.1938

г. Москва, ЦК ВКП (б) тов. Сталину

НКВД тов. Ежову.

Ввиду незаконченной очистки области от право-троцкистских, белогвардейских, пан-монгольских и контрреволюционно-враждебных элементов, колчаковцев, харбинцев, эсеров, кулаков, подпадающих под первую категорию, просим ЦК ВКП (б) разрешить дополнительный лимит по первой категории для Иркутской области на 5 тысяч.

Секретарь Иркутского обкома ВКП (б) Филиппов

Начальник УНКВД Малышев»

Эти девять строчек (именно столько в оригинале документа) тогдашнего областного руководства исковеркали жизнь нескольким тысячам наших земляков, о трагической судьбе которых девять томов Книги памяти «Жертвы политических репрессий Иркутской области».

«Ударная вахта» иркутян

Начало Большого террора положил приказ Генерального комиссара госбезопасности Ежова № 00447 от 30 июля 1937 года: «…Перед органами государственной безопасности стоит задача самым беспощадным образом разгромить банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства.

В соответствии с этим приказываю с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по раскрытию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников…

Все репрессируемые антисоветские элементы разбиваются на две категории:

а) к первой категории относятся все наиболее враждебные элементы. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрении дел на тройках – РАССТРЕЛУ;

б) ко второй категории относятся все остальные, менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет…».

Согласно этому приказу лимит Иркутской области составил: по первой категории — 1000, по второй — 4000. «Утвержденные цифры, – подчеркивается в приказе, — являются ориентировочными… Но в случае, когда обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр, наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД обязаны представить мне соответствующие мотивированные ходатайства». Вот такое «мотивированное ходатайство» и представляет просьба Филиппова и Малышева. Москва не полностью поддержала рвение иркутян: первая категория была увеличена на 3000, а вторая (о ней и не просили) на 500 человек.

Личная подпись «отца народов» имеется на, по существу, расстрельном списке для Иркутской области. А всего Сталин подписал сотни таких бумаг — как на безликие лимиты, так и с пофамильным перечислением особо важных «врагов народа», подлежащих репрессированию. Это напрочь развенчивает миф о том, что Сталин якобы не знал об ужасах террора. Да и не в характере генсека было не знать о подобных вещах: не только знал, но и инициировал и организовывал.

Но до этого изначальный лимит для Иркутской области был уже дважды повышен — в январе 1938 года на 3000 человек по первой категории и в апреле 1938-го еще на 4000 (с копиями январского решения Политбюро ЦК ВКП (б) и апрельского письма Филиппова и Малышева Сталину и Ежову читатель тоже может ознакомиться). Однако, в конце концов, даже архитекторы террора из сталинского Политбюро не смогли угнаться за аппетитами исполнителей. Местные чекисты требовали «еще!», вовремя не уловив замысла вождя: к осени 1938-го Сталин посчитал задачу Большой чистки в основном выполненной. Прежние объемы операции стали уменьшать, а затем приступили к уничтожению самих исполнителей. Большинство из них было расстреляно, и людей Ежова сменили в НКВД люди Берии.

На письме иркутских руководителей от 26 апреля 1938 года стоят утвердительные визы — «за» высказались Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, Микоян, Чубарь. Таким образом, личная подпись «отца народов» имеется на, по существу, расстрельном списке для Иркутской области. А всего Сталин подписал сотни таких бумаг — как на безликие лимиты, так и с пофамильным перечислением особо важных «врагов народа», подлежащих репрессированию. Это напрочь развенчивает миф о том, что Сталин якобы не знал об ужасах террора. Да и не в характере генсека было не знать о подобных вещах: не только знал, но и инициировал и организовывал. А сколько еще убийств не оставили за собой документов! И Троцкого, и Михоэлса, и, видимо, Кирова…

Первые «успехи»

Вал репрессий нарастал с каждым днем, аресты приняли массовый характер. «Мудрые» замечания Сталина, что в СССР нет ни одного учреждения, где не было бы врагов народа, ставивших своей целью возвращение заводов и фабрик бывшим хозяевам, а земли — помещикам, вызвали народную поддержку. На многочисленных митингах раздавались призывы: «Расстрелять как бешеных собак! Ни одного врага народа не оставим на земле». А «Восточно-Сибирская правда» уже сообщала о первых «успехах» в борьбе с «врагами народа»: расстреляно 69 троцкистов (4 августа 1937 года), 35 шпионов (14 августа 1937-го).

В воспоминаниях А.Васильевой, тогдашней узницы иркутской тюрьмы, читаем: «…в Иркутской тюрьме, рассчитанной на тысячу заключенных, в этот период находилось до четырнадцать тысяч… даже в бывшей церкви, застроенной теперь нарами в несколько этажей, содержатся восемьсот узников». Тюремная камера, где сидела А.Васильева, была рассчитана на двоих, а там разместили двадцать восемь узниц. Потом ее перевели в камеру, где было восемьдесят пять заключенных.

В конце концов, даже архитекторы террора из сталинского Политбюро не смогли угнаться за аппетитами исполнителей. Местные чекисты требовали «еще!», вовремя не уловив замысла вождя: к осени 1938-го Сталин посчитал задачу Большой чистки в основном выполненной. Прежние объемы операции стали уменьшать, а затем приступили к уничтожению самих исполнителей. Большинство из них было расстреляно, и людей Ежова сменили в НКВД люди Берии.
 

Карусель репрессий

Это была невиданная в истории акция самоистребления, даже не террор, а самотеррор. У этого социального явления много причин. И об одной из них, на мой взгляд основной, писал академик И.П.Павлов: «Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека — он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами». В воспоминаниях Н.Ф.Салацкого «О былом как было» находим подтверждение этого печального вывода. «Ранней весной 1938 года к нам в поселок Тальяны приехал оперуполномоченный из Усольского райотдела НКВД. Походил он по поселку с парторгом Пучковым». На следующее утро Пучков поручил комсомольскому секретарю Николаю Салацкому присмотреть за своими товарищами, «чтобы никто не ушел до прихода автомашины». «Я пошел в барак, — вспоминает автор, — начали приходить в него хорошо мне знакомые люди — Карпов, тесть моего брата Липский, отец очень милой девушки Ады Владимир Копейкин, знаменитый бригадир трельщиков Степан Буркин, братья Петелины, мы самые лучшие друзья с раннего детства. Всего 19 человек. Часа через два подошла автомашина, мы распрощались. Через дня два-три узнаем, что в Усолье их завезли во двор отдела НКВД, закрыли ворота, и больше ничего не известно, что с ними случилось». Так каждый был помощником — вольным или невольным, сознательным или бессознательным — тоталитарной власти, ее жертвой и палачом.

С учетом трех дополнительных лимитов «план по уничтожению» для Прибайкалья на вторую половину 1937-го — 1938 год составил 11 тысяч человек, но и он был перекрыт областным управлением НКВД более чем вдвое. Доля уничтоженных в рамках исполнения оперативного приказа № 00447 на территории Иркутской области от числа уничтоженных по всей стране втрое превышает долю населения нашего региона в численности населения СССР 1937 года...
 

В Бодайбинский район, отстающий по выявлению «врагов народа», была направлена оперативная группа старшего лейтенанта госбезопасности Кульвица. «По приезде в Бодайбо, — телеграфировал он в Иркутск, — установил, что к операциям аппарат не готовился. Больше приходилось действовать чутьем». Когда чутье отказывало, аресты проводились по национальному признаку. Другие сообщения Кульвица: «В городе арестовал всех до единого китайцев, ближайшие прииски тоже опустошил. Остались только дальние прииски в 200—300 километрах. Туда разослал людей. Разгромлю всех китайцев в ближайшие дни». И Кульвиц выполнил обещание. А затем, уверовав, «что в условиях Бодайбо большой контингент врагов, которым надо дать почувствовать силу Советской власти, а выполняемая норма первой категории – капля в море и не даст никаких результатов», просил пересмотреть вопрос о лимите первой категории. «Лимит первой категории» Кульвицу был увеличен — расстрельный список насчитывает 952 человека.

Догнать и перегнать…

Судебные процессы с последующим расстрелом «штучного товара» — видных деятелей партии и государства (Зиновьева, Каменева, Сокольникова, Серебрякова, Пятакова, Бухарина, Рыкова и других) — это лишь малая, «надводная» часть репрессивного айсберга. Львиная доля «врагов народа» была ликвидирована согласно утвержденным лимитам. В приказе № 00447 предусматривался лимит первой категории 75 950 человек,  в действительности уничтожено было почти в десять раз больше. В Иркутской области предполагалось расстрелять по первому лимиту тысячу человек, но в итоге за 1937—1938 годы расстреляно 23 224 человека: 11 707 в 37-м и 11 517 в 38-м. Почти поровну, но если учесть, что почти все лимиты были выделены на 1938 год, то получается, что в 1937-м (особенно до августа, когда началась массовая операция НКВД) большинство было уничтожено «вне лимита», а в 1938-м террор принял более организованный характер.

С учетом трех дополнительных лимитов «план по уничтожению» для Прибайкалья на вторую половину 1937-го — 1938 год составил 11 тысяч человек, но и он был перекрыт областным управлением НКВД более чем вдвое. Доля уничтоженных в рамках исполнения оперативного приказа № 00447 на территории Иркутской области от числа уничтоженных по всей стране втрое превышает долю населения нашего региона в численности населения СССР 1937 года...

Владимир Томилов, кандидат исторических наук,
специально для «Байкальских вестей»

На фото: Сталин и высшее руководство НКВД