Осенью сорок первого

Семьдесят лет назад развернулась битва за Москву

Сколько сказано-пересказано об этих событиях, а «белых пятен» и простора для споров хватает до сих пор. Да и ладно, если бы только для споров: там, где дискуссия, там интерес, неравнодушие, переживания. Дело обстоит хуже — шаблонно-парадные фразы с высоких трибун, прилизанная история и многочисленные «фигуры умолчания» ведут к мифотворчеству, искажению и забвению. Один из ярких примеров — осень 41-го в Москве и Подмосковье, труднейшее время испытаний для нашей страны. Время, ставшее прологом к первой стратегической победе Красной армии в Великой Отечественной войне.  В ближайших номерах нашей газеты будут опубликованы воспоминания нескольких иркутян, защищавших Москву.

3 октября 1941 года, сразу же после начала операции «Тайфун», Гитлер выступил с большой речью по германскому радио. Уже тогда за патетикой и заклинаниями угадывались растерянность и страх. К тому времени фюреру Третьего рейха уже стало ясно, что, во-первых, начиная войну, он явно недооценил военно-экономический потенциал Советского Союза. Во-вторых, сталинская система показала высокую живучесть в условиях суровых испытаний. Надежды, что СССР рухнет, как карточный домик, после первого же удара, не сбылись. Сказался и авантюризм завоевателя, и стойкость народа, ставшего на защиту Отечества. В общем, смесь объективных и субъективных факторов…

И все же осенью нацисты еще надеялись, что «прокатит». Тем более что у нас еще не завершилась неразбериха первых месяцев войны, про которую  в своем дневнике метко сказал Лаврентий Берия: «Ожидал бардака, но такого бардака не ожидал». В октябре — ноябре ситуация значительно ухудшилась, вермахт подошел к Москве. Как водится в реальной, а не придуманной войне, с обеих сторон было не только геройство, но и «темные пятна». Ужасные сцены массовой паники, бегства и грабежей 16—17 октября в столице удалось пресечь только с помощью чрезвычайных мер — введения осадного положения (комендантский час, расстрел «провокаторов, шпионов и прочих агентов врага» на месте и т .п.). Но ведь удалось же!

На фронте тоже бывало по-разному — и геройство, и самоотверженность, и трусость, и предательство. Был и Виктор Талалихин, и сибирские дивизии, и парад на Красной площади 7 ноября, с которого войска уходили прямо на передовую… и командир 20-й армии, одной из лучших тогда под Москвой с нашей стороны, по фамилии Власов…  и огромные, многократно большие, чем у немцев, боевые потери…  И в подвиге Зои Космодемьянской были обстоятельства «не для печати», а уж об эпопее 28 панфиловцев и говорить нечего… Но это уже вопросы к армейским политорганам, поставлявшим наверх сведения для пропаганды. Зато многие из героев остаются, по существу, неизвестными до сих пор. И в этом тоже проявляется отношение официальных инстанций, да и, чего уж греха таить, значительной части населения к той войне. А зачем знать что-то еще? Это как в рекламе: «Съел «сникерс» — и порядок!».

…Вскоре, 5 декабря, исполнится 70 лет, как наши войска перешли в контрнаступление под Москвой. Такое выстраданное и такое долгожданное. Многие жертвы и лишения были еще впереди. Впереди — и уже ближе! — была и победная весна 45-го.

Юрий Пронин, «Байкальские вести»