Почти обитаемый остров

Одной из самых увлекательных лекций уходящего сезона проекта «Научные субботники» стал рассказ доктора социологических наук, проректора по научной работе Иркутского государственного университета Константина Григоричева «За краем Ойкумены: как живут сообщества в исчезающих северных поселках».

Где центр мира?

Это уже вторая лекция Константина Григоричева о людях, которые живут в местностях не просто отдаленных, а труднодоступных настолько, что даже избирательные комиссии, которым законом предписано дойти до каждого, в эти края не приходят. Название второй лекции отсылает слушателей к знаменитой книге Ивана Ефремова «На краю Ойкумены»: это повесть о приключениях молодого грека-скульптора Пандиона, попавшего по воле судьбы в Африку – сначала в Египет, а потом и дальше, в экваториальные районы.

С точки зрения образованного грека X–IX веков да нашей эры, Пандион побывал за границей обитаемого мира, в тех местах, где обитают люди с песьими головами и прочая небывальщина. С точки зрения египтян и жителей других африканских империй, грек прибыл с далекого, очень бедного и относительно недавно ставшего цивилизованным севера. Путешествие, хоть и вымышленное, дает повод задуматься о том, насколько малы наши представления о жизни за административными границами нашего муниципального образования. Если говорить коротко, то с точки зрения что грека, что встреченных им людей, за пределами их мира жизни не было – во всяком случае, нормальной жизни. Таковы же и наши с вами представления – с небольшой поправкой на сведения, принесенные интернетом.

Благодаря своему разуму, люди раздвинули физические границы своей «Ойкумены» до пределов планеты: люди живут и в горах выше 5 км над уровнем моря, и в оазисах пустынь на 150–200 метров ниже его уровня, при постоянной жаре более 30 градусов. Но с точки зрения любого человека, центр обитаемого мира находится там, где живет он сам, где условия привычны и комфортны для него, где все понятно и есть определенные нормы. В более широком толковании в системе «центр – периферия» истинный центр цивилизации создает смыслы и нормы, а периферия живет по этим нормам.

Если периферия не желает жить по смыслам и нормам центра, хуже будет именно ей. Центр говорит: «жить нужно только вот так, и никак иначе», поэтому вам придется под них подстраиваться. Но если ваша жизнь такова, что жить по нормам центра не получается и жить вы будете не по приказу, а по возможностям, – вот тут и образуется искомый край Ойкумены, территория, где живут по другим смыслам.

«Геодезист пальцем ткнул…»

В тех местах, где река Лена пересекает административную границу Иркутской области и Якутии, на расстоянии около полутора тысяч километров от Иркутска, все еще живут люди. Формально – жители одного с нами региона, не говоря уже про одну страну Россию. Но как они там живут, могут рассказать только Константин Григоричев и люди, которые побывали в  экспедиции вместе с ним.

Хотя Лена в этих местах проходит в зоне, которую и избалованные городские жители признали бы пригодной для обитания, река вполне дикая и безлюдная: на протяжении десятков километров на ней нет ни людей, ни признаков их присутствия. Именно в этих местах, на границе двух регионов, находится поселок Визирный, основанный в 1960-х годах в 300 км от районного центра – города Киренска – как база заготовки леса для Якутии. Расцвет поселка пришелся на конец 1980-х, когда здесь жили до 400 человек, насчитывалось шесть улиц, была построена новая школа, работали детский сад, больница, три магазина, отделение связи и клуб. Автодороги к поселку никогда не было, энергоснабжение – только от дизель-генератора. Фраза про геодезиста считается среди местных жителей наиболее достоверным описанием того, как было выбрано место для поселка: никаких причин строить его именно в этом месте не было, просто по карте его сочли достаточно удобным.

Поселок мало чем отличался от своих собратьев, созданных с теми же целями лесозаготовки на Енисее и Лене, а историю его роста можно отследить по улицам. Первая была построена прямо вдоль берега Лены- и назвалась незамысловато – Ленская. Постепенно дома строили все дальше от берега, и последней стала улица 70-летия Октября – по названию понятно, что построили там дома уже в конце 1980-х. Хотя в поселке нет типичной сибирской сельской архитектуры, даже сейчас можно понять, что поселок был богатый и очень благоустроенный – то есть хорошо вписанный в систему советских смыслов. По сохранившимся документам, зарплата в конце 1980-х в леспромхозе составляла до 700–750 рублей в месяц, то есть в пять-шесть раз больше, чем у типичного советского инженера.

Сейчас поселок выглядит как памятник самому себе. Местные жители сохранили не только таблички с названиями улиц, но и таблички на административных зданиях – висит, например, такая на здании бывшей поселковой администрации. Как муниципальное образование Визирный давно не существует, территория относится к Коршуновскому поселению, расположенному в 30 км вверх по реке. В поселке не работает ни один магазин, зато на домах улицы Молодежной сознательно сохраняют табличку «Улица образцового санитарного содержания», которой уже около 35 лет.

Школа, в которой давно никто не учится, выглядит так, будто ее оставили только на летние каникулы. Несмотря на то что многие здания в поселке постепенно разбирают на дрова, школу не трогают. Да, вход зарос, да, вокруг чаще ходят медведи, чем люди, но ее берегут как символ прошлой, благополучной жизни. Сохраняются деревянные тротуары – по крайней мере, на самой ходовой улице Ленской. Лектор предложил слушателям припомнить, где в Иркутском районе в сельских поселениях сами жители поддерживают деревянные тротуары? Никто, увы, не вспомнил.

В поселке постоянно живут 33 человека, в том числе семь женщин. Средний возраст около 60 лет, моложе 30 лет всего двое, но есть несколько мужчин 35–45 лет («могутной возраст», по местному выражению) – они тут главная рабочая сила. Женатых среди молодых мужчин нет: несколько раз привозили жен, но те через самое короткое время бежали на юг.  Главой поселка считается староста, который раз в год забирает скопившуюся зарплату – деньги в поселке практически не в ходу. Хотя здесь круглосуточное электричество от дизель-генератора, сотовой связи нет. Действует метеостанция – данные снимает и передает по тарелке спутниковой связи староста, который откровенно говорит, что эти данные никто не использует.

Формально действует отделение библиотеки, которой никто не пользуется; никакой медицинской структуры, как и специалиста-медика, нет – но вывеска про фельдшерский пункт висит. В нем до сих пор хранятся медицинские карты жителей, бесценный материал для какого-нибудь смелого исследователя, который сумеет их изучить.

Вся связь с «большой землей» – по Лене, но если летом на лодке добираться можно, то зимой – разве что вдоль реки по закраинному льду (прочного льда на Лене нет). Дорог, как было сказано, нет; ближайшая технологическая дорога вдоль нефтепровода мало того что далеко, так еще и платная – у местных денег на нее нет. Раз в двое суток в поселок приходит небольшое пассажирское судно, билеты на которое продают через интернет – то есть у обитателей Визирного такой возможности нет в принципе.

На экстренный случай размечена площадка для вертолета санавиации. Иногда можно договориться и с другими вертолетами. Когда исследователи спросили: «Но как, это же очень дорого?», местные жители напомнили, что мы живем в России и со всеми при необходимости можно как-то договориться. «Все мы люди, всем что-то нужно», – примерно так строится эта экономическая модель.    

Здесь власти нет

Поскольку летом в поселок добраться трудно, зимой еще труднее, а в межсезонье вообще никак, то и представители органов власти в Визирном не появляются никогда. Да, участковый живет в Коршуново (напомним, 30 км по Лене), что ему делать в Визирном? Население 33 человека, все друг друга знают, а староста – крепкий мужик, охотник, наведет порядок быстрее, чем участковый узнает о проблемах. В итоге – поселок есть на карте, но отсутствует в нашей нормальной жизни.

С точки зрения социолога, в поселке нет нормального общества – здесь половая диспропорция, нет брака, нет детей и родителей, отсутствуют многие иные социальные функции и институты. Условно социологи разделили жителей на две части: «проживающие наследство» и «обживающие наследство».

Первая группа характеризуется иждивенческими настроениями, стремлением уехать; именно эти люди разбирают поселок на дрова и склонны к алкоголизму. Все разговоры с этими людьми шли именно о том, как они хотят отсюда уехать и чего им для этого не хватает. Часто говорят о том, как много они работали в прошлом и как их обсчитали при начислении пенсии или каких-то пособий. Этим людям все должны, сами они работают только потому, что приходится.

Вторые хотят оставаться в Визирном, активно зарабатывают, развивают личное хозяйство, осваивают новые пространства и стараются ограничивать потребление спиртного в поселке. Деньги от бюджета этим людям не нужны: они занимаются охотой (причем легальной, с лицензиями), а затем обменивают свои трофеи на другие блага в рамках того, что мы бы назвали «бартерным обменом», – деньги как таковые тут мало кому нужны. В антропологии есть понятие «реципрокная экономика»: вы дарите человеку что-то, он вам обязан ответной любезностью или услугой. Деньгами оплатить услугу нельзя, человек обидится, а вот система взаимных обязательств поддерживает жизнь в поселке.

В эту систему постепенно включились капитаны и экипажи судов, участвующих в грузообороте на Лене. Именно они по заказу местных жителей берут попутным грузом несколько мешков сахара и муки, любые другие продукты. Дальше – больше: при возвращении из верховьев Лены в баках судов есть технологические остатки топлива, которые в обмен на шкуры или ягоды жители Визирного откачивают и вывозят для своих нужд. Это даже нельзя считать воровством, потому что топливо все равно не израсходуют во время рейса, и после него нужно будет сдавать на переработку. Проще отдать его людям, для которых оно имеет огромное значение.

Линия раздела (одна из нескольких) между жителями поселка проходит по отношению к алкоголю: первые пьют всё, вторые не отказываются от спиртного в принципе, но ограничивают себя, чтобы не быть как те, первые. «Если жить на Севере, пить нельзя», – эта мысль звучит во многих интервью, записанных социологами.

Пока первые разрушают старые дома в самом поселке (разбирая их на дрова), вторые строят в тайге новые заимки. Практического смысла в этом нет: зверья много, уезжать за ним куда-то далеко от поселка нет необходимости. Но хозяева таких заимок думают о будущем, о временах, когда к ним будут приезжать охотники или туристы из других мест.

Возвращаясь к главному образу Ойкумены, лектор отметил: первые смотрят на самих себя как бы из центра обитаемого мира – то есть как на людей, оказавшихся на границе, в чем-то ущербных, которым нужно вернуться в центр. Вторые смотрят на мир из своего места жительства, с позиции, на которой районный и даже областной центр – малозначимая периферия. Знакомство и хорошие отношения с капитаном баржи для них важнее, чем с министром областного правительства. Именно потому, что жизнь зависит от капитана, а не от министра.

Государство не может выполнять здесь никакие свои функции, поэтому какую-то их часть жители берут на себя. Например, кормят и поят человека, который в определенное время года ставит петли на медведей. Больше он не делает ничего, но поскольку медведи – это большая проблема, то снижение нагрузки таким способом вызывает у населения Визирного готовность содержать нужного специалиста.

Что дальше?

В социологии давно известна модель мира, в которой все решения диктуются из центра на периферию. Центр диктует правила, периферия дает центру только ресурсы. В поселке Визирном возникла неслыханная доселе модель, когда явная периферия (поселок и его обитатели) ничего не дает центру, но сама получает из центра ресурсы для жизни. Теоретически схема, где взаимодействуют две периферии, невозможна, но на практике она реализована. Теперь ученым предстоит осмыслить ситуацию, когда часть общества (по крайней мере, на словах) заявляет о готовности расторгнуть социальный контракт с государством.

Хотя наиболее активная часть населения поселка думает именно о будущем и даже строит на лесных заимках избыточные (с точки зрения охотников-промысловиков) здания для долгожданных туристов, перспектив у Визирного, очевидно, нет. Да, местные жители считают, что «в последние годы стало лучше жить» (за счет саморегуляции и обмена дарами как основы местной экономики), но население поселка будет только сокращаться. Многие понимают, что перспективы нет, но хотят, чтобы поселок жил. Увы, старая советская модель освоения Севера больше не действует, а именно при ней такие поселки были основной для расширения и укрепления нашего обитаемого мира.

Записал Борис Самойлов, «Байкальские вести».

На фото: Река Лена в районе поселка;

Визирный со стороны реки;

Деревянные тротуары;

Школа в поселке Визирном