Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Трагедия и смерть Полины Беспрозванных

13 ноября, 2018

Иркутский комсомол в годы сталинских репрессий

В течение полутора лет Большого террора –  с августа 1937-го по ноябрь 1938-го –  были репрессированы почти все руководители иркутских комсомольских организаций. Вот запись в «Иркутской летописи» Юрия Колмакова от 18 сентября 1937 года: «Объявлены врагами народа и арестованы органами НКВД руководящие комсомольские работники обкома и горкома комсомола Ковалев, Кушаковский, Кириченко, Игнатов, Кутин, Шайдуров, Иванов, Лазуткин, Присадко, Гусев, Слободчиков, Жук и Белов». Позднее, в январе 1938 года, была арестована член ЦК ВЛКСМ (избрана на X съезде в апреле 1936-го), второй секретарь обкома Полина Беспрозванных.

«Как с этим жить?»

11-1.jpg

Документов о массовых репрессиях комсомольских руководителей не сохранилось ни в областном архиве, ни в архиве новейшей истории (бывшем партийном), а материалы архива ФСБ, увы, почти недоступны исследователям. Вот и из тринадцати названных персоналий удалось найти сведения в открытых источниках лишь о Полине Беспрозванных, Константине Гусеве и Викторе Жуке.

В многотомнике «Жертвы политических репрессий Иркутской области» читаем: «Военная коллегия Верховного суда СССР 5 июня 1938 года приговорила Беспрозванных Полину Яковлевну к расстрелу». Ей было предъявлено обвинение по четырем пунктам печально знаменитой 58-й статьи: измена Родине (п. 1а), подготовка вооруженного восстания (п. 2), разрушение железнодорожных путей и иных средств сообщения (п. 9) и участие в деятельности контрреволюционной организации (п. 11). Приговор исполнен 22 июня 1938 года в расстрельном подвале внутренней тюрьмы НКВД по улице Литвинова. Останки Полины Беспрозванных находятся, вероятно, в одном из рвов массового захоронения вблизи Пивоварихи.

Александра Васильева, проведшая в сталинских лагерях 18 лет, вспоминает в книге «Моя Голгофа» о последних днях жизни Полины. Учительница иркутской школы № 15 Александра Захаровна Васильева была арестована в августе 1937 года и оказалась в одной тюремной камере с Полиной. «Ко мне подошла девушка привлекательной внешности, невысокого роста, смуглая, с чертами лица восточного типа. И тут же рассказала мне о своем допросе. Он только кончился. Привезли ее в НКВД прямо из дома и сразу поставили на многосуточный «конвейер». Она отказывалась что-либо признавать, спорила. Когда же она совсем выбилась из сил, ее ошеломили показания ее друзей и товарищей – комсомольцев, с которыми она работала. Следователи доказывали ей, что она была в стане врагов народа, террористов – эти, мол, подлые люди втянули ее в контрреволюционную организацию, и теперь она в ответе за все вместе с ними. «Лучше тебе подписать, – говорили ей, – это будет честней. Ты должна помочь партии раскрыть их замыслы до конца».

Вся нервно трепеща, Полина продолжала: «Они посадили меня за стол, положили передо мной заранее написанный протокол, всунули в руки ручку и как один кричали: «Подпиши! Подпиши!». Я уронила голову на стол, не в силах поставить свою подпись под этой страшной бумагой. Кто-то приблизил к моему лицу пистолет, кто-то зажал в моих пальцах ручку и выводил ею мою подпись. Что это такое, где правда, где обман? – скажи мне, Шура, дорогая»».

Согласимся с автором, что трудно было выдержать «советскую Голгофу». «На юные плечи Полины свалилось столько страшного и непостижимого, что она не в силах была вместить все это в себя и жить с этим. Верила товарищам-комсомольцам, но теперь они предстали перед нею негодяями. Безгранично доверяла органам НКВД, но следователи отнеслись к ней бесчеловечно, коварно обманули. Все существо Полины было потрясено, от внутренних терзаний она не знала ни минуты покоя. Смятение било через край», – пишет Александра Захаровна. Через несколько дней Полина сошла с ума, а вскоре ей дали «десять лет лагерей без права переписки» – так для родных и близких сообщали о расстреле.

«Попал под буржуазное влияние»

Константин Михайлович Гусев родился в селе Кимильтей, Зиминского района, в 1909 году в крестьянской семье. После окончания школы, будучи комсомольцем, активно участвовал в социалистическом преобразовании села. Его активность была замечена руководством района и области, и в 1936 году молодого коммуниста избирают первым секретарем Черемховского райкома комсомола. Это, пожалуй, был апогей в карьере Гусева. Его как хорошего комсомольского руководителя отмечало не только руководство комсомола, но и секретари обкома партии Михаил Разумов и Степан Коршунов, а также председатель облисполкома Яков Пахомов. И молодой секретарь «заболел» комчванством – так характеризовал Ленин высокомерное отношение руководящих работников к подчиненным.

В условиях «обострения классовой борьбы» (формулировка Сталина) морально-нравственный облик и даже бытовые привычки человека оценивались с классовой точки зрения. Это ярко демонстрирует стенограмма собрания комсомольского актива Черемховского района, проходившего 4 марта 1938 года. Вот отрывки из выступлений участников.

Поздняков, инструктор ЦК ВЛКСМ: «ЦК, раскрыв вражеское гнездо шпионов, троцкистов, агентов иностранных разведок, показал пример бдительности. Цель врагов – оторвать комсомол от партии. Для этого используются все средства – подхалимаж и двурушничество, бытовое разложение и подбор руководящих кадров по принципу семейственности и кумовства. Все это мы видим в работе Черемховского райкома и его первого секретаря Гусева».

Конев: «Работа райкома была поставлена плохо. Гусев только намечал грандиозные планы, но ничего не делал. Планы оставались на бумаге. Гусев не любил критику, а критикующих подвергал гонениям. В райкоме сидели враги Плисс и Белокопытов, они бросили на самотек работу отделов, школьного и политучебы. В райкоме было известно, что в школе села Харик ученики на переменах из рогаток расстреливают портреты вождей. На политзанятиях протаскивались вражеские идеи».

Шевченко: «Безобразные поступки Гусева в быту, пьянство и неразборчивые связи показывают его перерождение. Он давно попал под буржуазное влияние. Райком не смог или не захотел разбираться с Гусевым. А разве обком не знал о «секретах» Гусева? Ведь в Черемхово часто приезжала второй секретарь Беспрозванных. Разве она не видела катастрофического положения? Конечно нет, потому что большая часть командировки сводилась к катанию на райкомовском автомобиле по городу и  окрестностям.

Беспрозванных: «Обком упустил работу Черемховской организации. Не были раскрыты затаившиеся троцкисты и шпионы. Гусеву удавалось скрывать свою непролетарскую сущность. Он был на хорошем счету у обкома комсомола и у Разумова».

Москвитин: «Вся работа райкома и прежде всего Гусева была направлена на притупление бдительности. Поэтому в райкоме окопались троцкист Рогожин и моральный разложенец Баранов».

Все выступления (выступили 27 активистов) были такими же критически-разоблачительными. В единогласно принятой резолюции рекомендовалось: 1. Исключить из комсомола Гусева и весь аппарат райкома. 2. Все материалы исключенных передать в НКВД». Кстати, в президиум собрания был избран капитан госбезопасности Николай Василькиоти (тогда звание капитана «органов» соответствовало армейскому полковнику), заместитель начальника УНКВД по Иркутской области…

Судьба исключенных/заключенных (Гусев был арестован 29 октября 1937 года) была предрешена.

Константину Гусеву, как и Полине Беспрозванных, Военная коллегия Верховного суда СССР предъявила обвинения по тем же пунктам 58-й и приговорила его к расстрелу. Приговор был исполнен в ту же ночь – 22 июня 1938-го. В подвале внутренней тюрьмы НКВД по улице Литвинова тот же безымянный палач в длинном кожаном фартуке выстрелил в затылок из пистолета «ТТ». И могильный ров у Пивоварихи…

«Дядя Витя, наш сосед»

Виктор Жук в марте 1932 года был избран первым секретарем горкома ВЛКСМ, а спустя пять лет возглавил Сталинский райком партии Иркутска. О нем вспоминает Рево Сафронов (1928–2015): «Дядя Витя был наш сосед, друг моих родителей. Он был любимцем всех детей нашего большого дома по улице Степана Разина, 27.  Каждый праздник он одаривал нас подарками, билетами на городскую елку, другие праздничные мероприятия. Но самой любимой была семейная елка, где дядя Витя был Дедом Морозом, а тетя Каля (его жена) – Снегурочкой. Мы, детишки нашего большого дома, по очереди забрасывали настоящую удочку в «бушующее море» (оно было за ширмой), надеясь поймать «золотую рыбку». Почувствовав «поклевку», вытаскиваешь удочку и слышишь голос «золотой рыбки» (дяди Вити): «Вместо себя я даю тебе подарок с угощениями».

В этом же томе Рево Сафронов публикует архивные материалы, связанные с арестом и обвинениями Виктора Жука в контрреволюционной деятельности по трем пунктам 58-й статьи. Более двух лет (с февраля 1938-го по апрель 1940-го) следователи, используя шантаж и пытки, добивались признания виновности, но он выстоял и все-таки был осужден на восемь лет лишения свободы. Наказание Виктор Жук отбывал в Севвостлаге, где умер 36 лет в 1942 году.

Владимир Томилов, специально для «Байкальских вестей».

Фото irk.today.

На фото: Полина Беспрозванных в иркутской тюрьме

 

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии