Общественно-политическая газета Иркутской области
Выходит по понедельникам

Вспять по реке времени

17 апреля, 2023

Просветительский проект Иркутского государственного университета «Научные субботники» все настойчивее предлагает иркутянам присутствовать на лекциях лично: качество трансляций в социальных сетях становится все хуже, усилия лекторов все чаще пропадают впустую. Редким исключением из этого правила стала лекция кандидата исторических наук, доцента кафедры истории и методики Педагогического института ИГУ Ларисы Салаховой на тему «Линии реки, линии жизни (из устной истории жителей Байкальской Сибири)».

1у.jpg

Сто лет тому назад

Лариса Салахова начала свой рассказ с личной истории. Многие годы она работала в школе, однако потом занялась научной работой и писала диссертацию о культуре новых промышленных городов Восточной Сибири. В процессе подготовки диссертации она поняла, что часто не хватает источников (советские власти на местах не особо заботились о гуманитарных исследованиях), а когда документам промышленных предприятий и органов власти пришло время попасть в архив, случился распад СССР. Многих это событие настолько потрясло, что руководители Братского отделения Союза художников СССР, например, попросту вынесли свой архив на какую-то свалку и сожгли. Вскоре они – да и другие члены местного отделения Союза – поплатились за это самым жестоким образом: вместе с документами сгорели и подтверждения трудового стажа, поэтому пенсии многие восстанавливали по каким-то случайно уцелевшим документам.

Лариса Салахова сделала из случившегося логичный, но совершенно неправильный вывод: она решила, что нужно идти к свидетелям той эпохи и опрашивать их. Попытка сформировать из устных рассказов «ковер сибирской истории» заслуживает уважения, но достоверность, научная объективность получившегося полотна, мягко говоря, сомнительны – недаром во всем мире известна фраза «врет, как очевидец». Если вы ставите перед собой задачу описать представления людей о собственном прошлом, то сельский или городской фольклор, фантазии и даже откровенная ложь не имеют значения. А вот если вы хотите получить объективную картину событий – нужно уметь задавать вопросы, понимать и трактовать полученные ответы. Этим высоким искусством владеют не столько следователи правоохранительных органов, сколько антропологи.

Темой устной истории Лариса Салахова и ее ученики занимаются уже много лет, и в результате их 20-летней работы пространство их исследований получило определение – это пространство рек Прибайкалья, бассейны Ангары и Лены. Лариса Салахова считает, что продвижение русских первопроходцев в Восточной Сибири было медленным: так, Братский острог основан в 1631 году, Иркутский – в 1661-м. Однако по историческим меркам этот срок мизерный. К тому же есть и другие факты: первое поселение на территории современного Красноярска, расположенного в 550 км по прямой от Братска, появилось в 1628 году. Почему от Братска до впадения Иркута в Ангару (а это на 100 км меньше) первопроходцы продвигались в 10 раз дольше? Ответ напрашивается сам собой: а зачем? Та же река, та же тайга, ничего нового.

Исследователи из группы Салаховой в 2005–2011 годах работали в зоне Богучанского водохранилища, общаясь с будущими переселенцами. Они обнаружили, что личная и семейная память обрастает «конструктами», которые превращают реальные события в миф. И сформировали свой собственный: они сочли, что обнаруженный ими «культурный ландшафт» формировался столетиями. Увы, антропологи давно знают: если у местных жителей нет письменных архивов (а в деревнях в Усть-Илимском районе вряд ли жили свои Ниты Романовы), память эта простирается не далее памяти живущих в настоящее время людей. Кроме того, гомогенность местного населения Приангарья сильно преувеличена. В царские времена коренных жителей разбавляли ссыльными революционерами, в советское – ссыльными по контрреволюционным статьям, в поздние брежневские времена – обитателями колоний, валивших лес, и участниками ударных комсомольских строек. До сих пор очень заметен в Приангарье вклад репрессированных народов – немцев Поволжья и жителей Прибалтики; есть и современные мигранты из Средней Азии, а кое-где (хотя и очень редко) можно обнаружить компактные поселения китайцев.

Мифы Среднего Приангарья

Особенно яркая мифология формируется сегодня в Среднем Приангарье, жители которого были расселены при строительстве Братской ГЭС. Из общения с жителями деревни Калтук, оставшейся на своем месте, исследователи вынесли представления людей, которые остались на прежнем месте, но обнаружили себя в изменившемся ландшафте. От деревни Куватка осталось только название: старая Куватка стояла на реке Оке, новая – на Ангаре, а это, как поняли исследователи, разные манеры поведения, разные правила жизни.

Совсем особенная история – бывшие жители деревень, располагавшихся на островах. В силу общего для всех островных жителей (проще говоря – отрезанных даже по сравнению с остальными «медвежьими углами») закона, у переселенцев сформировалось особое отношение к себе и окружающим. Даже переселившись в города, через несколько десятилетий, они сохраняют отчужденное и высокомерное отношение к бывшим соседям из других деревень, не говоря уже о «понаехавших», которые построили в этих местах нормальные дороги, ЛЭП и города. Максимум абсурда в их жизни – привычка пить воду из Ангары: несмотря на преклонный возраст (Лариса Салахова описывала беседу с 84-летней женщиной), переселенцы зимой и летом отправляются на реку, потому что водопроводная вода кажется им невкусной. Мысль о том, что в реке вода, разбавленная стоками всех промышленных предприятий Иркутской области, а в водопроводе – из скважины и дополнительно очищенная, может отрезвить человека с минимальными познаниями в экономической географии Восточной Сибири. Но коренным ангарцам «понт дороже денег». 

Исследователи собирают в деревнях и городах, где компактно проживают переселенцы, не только песни и устные истории, но и жизненные практики, аудио- и видеозаписи – как гонят деготь, как вяжут снопы, как ловят рыбу. Навыки, что и говорить, «жизненно важные» для XXI века и интересные больше исследователям, чем прямым потомкам бывших переселенцев, которые давно освоили ловлю электроудочками, общение по видеосвязи и охоту с квадрокоптерами.

Увлечение исследователей своим объектом понятно, но в многослойном деревенском мире они чаще видят что хотят, а не то, что было: к примеру, описанная Ларисой Салаховой деревня Чадобец на правом берегу Ангары вовсе не «затерянный мир» – до ближайшей деревни менее 20 км, а до города – 44. Значительную часть социальных объектов в деревне построили не коренные жители, а сотрудники геологической экспедиции, которые работали в этом районе в 1960–1970-е годы.

2у.jpg

Невековые традиции

После Ангары группа Ларисы Салаховой переместилась в бассейн Лены – Качугский и Жигаловский районы. Здесь никого не переселяли, местные жители остаются в деревнях, которым сотни лет, но жизнь под воздействием современной экономики тоже постепенно меняется. Группа Ларисы Салаховой все еще тешит себя надеждами, что в Приленье они имеют дело с потомками переселенцев из Архангельского края, могут видеть сохранившиеся практически нетронутыми «жизненные практики».

Увы, «вековым традициям» от силы сто лет. Въезд в Качугский район через одноименный тракт местным жителям кажется исконным, однако он возник только в ХХ веке, а до этого ездили через Елизаветинский (Магданский) тракт. В недавних экспедициях исследователи нашли несколько строений, которые они датировали XVII веком. Практика показывает, что деревянное строение без регулярной перестройки в сибирском климате существует не более 100 лет, а с учетом неизбежных пожаров и того меньше, но возможно, что следующие экспедиции прояснят ситуацию. Ценно, впрочем, что в этих местах все-таки сохранился естественный ландшафт, притом особенный: в отличие от речного пространства, где деревни стояли чаще на расстоянии дневного перехода, деревни вдоль тракта практически сливались на границах.

Мир придорожной деревни отличается от мира деревни речной: здесь жители ориентировались на общение с пришлыми, выращивали скот на продажу и ловили рыбу для той же цели, здесь иначе строили дома и по-другому общались. В некоторых домах до сих пор сохранились знаменитые окошки, в которые выставляли краюху хлеба или круг замороженного молока для проходивших по тракту каторжан. В одной из деревень нашелся набор посуды из знаменитого тальцинского стекла. С другой стороны, в Нижнем Приангарье русские переселенцы не только общались и торговали с местными эвенками, но и временами, когда в эвенкийских поселениях начинался голод, принимали к себе их детей.

К сожалению для исследователей, все меньше остается тех, кто помнит о таких событиях или знает, к примеру, о брачных традициях старожилов. По информации церковных метрических книг удалось выяснить, что девушки выходили замуж (то есть оставляли родительскую семью) в 23–24 года. Эта традиция, о чем косвенно сказала и Лариса Салахова, не имеет никакого отношения ни к традиционной сельской скромности, ни к чему-либо идейно-этическому – просто к этому времени родители считали, что дочь отработала вложенные в нее семьей средства. Чистая прагматика, ничего больше.

Описывая «жителей реки» на Ангаре и Лене, Лариса Салахова восторгается их «витальностью» – жизненной силой, высоким ростом, громкими голосами. Это явление давно известно антропологам: в тех местах, где все еще действует естественный отбор, а медицина присутствует лишь в виде недавно построенных и пустующих по причине отсутствия фельдшера ФАПов, действительно выживают самые сильные. Потому что все слабые быстро умирают от отсутствия квалифицированной помощи и других факторов.  

Против течения и по течению

Отличие Ангары от Лены состоит в том, что Ангару фактически освоили дважды: первопроходцы прошли ее против течения, преодолевая и природные условия, и сопротивление местных жителей, а потом гидростроители в ХХ веке прошли ее еще раз в обратном направлении, возводя гидроэлектростанции, города и заводы. Переселение сопровождалось формированием новых мифов.

Лариса Салахова считает, например, что переселение при строительстве Иркутской ГЭС было «не таким масштабным», как при строительстве Братской ГЭС. Если сравнивать количество переселенных деревень (около 200 для Иркутского и 248 для Братского водохранилища), то почти паритет. Если брать количество сельских жителей (17,6 тыс. для Иркутского и более 67 тыс. для Братского), то Братск вроде выигрывает. Но не надо забывать, что благодаря двум ГЭС Иркутск вырос с 300 до 620 тыс. жителей, а построенный с нуля Братск – почти до 300 тыс. Да, водохранилища сформировали новый ландшафт области, но какой: до строительства ГЭС пахотные земли в регионе достигали от силы 500 тысяч гектаров, а после – более 1,3 млн.

Можно, конечно, очень красиво рассуждать, что река, освоенная против течения, «делает человека сильнее». Но какой ценой? Лариса Салахова застала бабушек, которые в детстве «ходили бечевой» – то есть тянули на себе против течения лодки по Ангаре. Действительно, выживут в таких условиях только сильнейшие, слабые помрут быстро и неизбежно. Кто-то хочет так пожить?

Еще один миф – об изобильных дарах природы: рыба тоннами, ягоды бочками, глухари, которых стреляли прямо из окна избы. Этот миф исследователям разоблачили их собеседники: ловить рыбу, собирать грибы и ягоды, охотиться можно было только в те сроки и в тех объемах, которые называли старшие жители деревни. И этот запрет был посильнее современных экологических штрафов, придуманных в Минприроды в Москве: попробуй набери ягоды сверх меры – обязательно заметят («никуда на деревне не спрятаться, не уйти от придирчивых глаз») и всё выкинут в реку.

Мало кто помнит и вечный бич Иркутской губернии – гнус. Лариса Салахова очень ярко рассказала слушателям лектория о пользе конского волоса и сплетенных из него «личинок» (то есть масок вроде накомарников), но жить в таком снаряжении каждое лето, мазать дегтем коров и ждать, когда по улицам города проедет машина с дымокуром, – удовольствие так себе. А ведь гнус исчез именно после того, как болота, в которых он плодился, исчезли при формировании водохранилищ. Интересно сегодня приехать из комфортной квартиры и научиться гнать деготь в яме, сохранившейся с давних пор, но посвятить всю жизнь выгонке дегтя желающих найдется мало.  

Парадокс Приангарья, на который не обратили внимания исследователи, состоит в том, что зачастую старые примитивные практики становятся привлекательными для людей. Дети строителей Братской и Усть-Илимской ГЭС, инженеров, закончивших московские и ленинградские вузы, на всю жизнь становятся охотниками и рыбаками – что может быть печальнее? Это не про модный дауншифтинг, это больше про нежелание учиться и страх перед сложными задачами. Лариса Салахова считает превращение горожанина XXI века в рыбака и охотника готовностью к вызовам, но разве перед современным человеком стоят те же вызовы, что перед нашими предками в неолите? Неужели все так плохо, что знать повадки рыбы и зверя важнее, чем учиться, общаться и развиваться? Резать посуду из дерева интересно, если это хобби; но пользоваться деревянными приборами в быту постоянно – слегка абсурдно.

В заключение своей лекции Лариса Салахова признала, что индивидуальная память людей (та часть, которая попадет в учебники) будет переписана, некоторые фрагменты потеряются, но у записанных текстов все-таки есть шанс встать в историческую ткань. Главное – не начать строить жизнь на основе воспоминаний, тем более искаженных при записи и передаче. Важно видеть, что даже традиционные с виду фермеры из заповедных деревень на Лене занимаются своим хозяйством на бюджетные гранты и после того, как получили высшее образование в городе. Сельское хозяйство и сельский образ жизни в Сибири вряд ли снова станут массовым явлением – не тот у нас климат, не та у фермеров продукция.

Борис Самойлов, «Байкальские вести».

На фото: В прошлом Верхоленск был уездным городом,
а теперь это заповедно-захолустное село;

Символ динамичного освоения и развития Приангарья –
Братская ГЭС

 

Поделитесь новостью с друзьями:

Комментарии