«Товарищ начальник»

«Байкальские вести» продолжают антологию своих публикаций разных лет, посвященных различным событиям и тенденциям в истории Иркутской области. На этот раз мы повторяем запись лекции «Красные директора», которую в апреле 2020 года прочел в рамках проекта «Иркутский фронтир» доктор исторических наук Евгений Волосов.

Два значения одного термина

Термин «красный директор» появился вскоре после завершения Гражданской войны, когда недавние командиры красных частей сменили род деятельности и с военной службы перешли к руководству заводами и фабриками. Термин придумали для того, чтобы отличать новых руководителей от тех, кого называли «буржуазными специалистами» или просто «спецами», – таковых до начала 1930-х годов было еще немало. Постепенно все «бывшие» так или иначе ушли в историю, остались только новые назначенцы, набравшие за десятилетие такой опыт, что успешно справлялись с задачами нового, невиданного еще масштаба.

Второе рождение термина произошло в начале 1990-х, когда «красными директорами» называли как раз старых руководителей, удержавшихся на своих постах в период перестройки и начала рыночной экономики. Многие из таких руководителей не имели никаких навыков работы в условиях рынка, зато имели сложные и разветвленные неформальные связи с поставщиками и клиентами, что позволило им успешно работать и в новых непривычных условиях. Более того: прекрасная техническая подготовка и огромный опыт работы позволили этим людям найти общий язык с потенциальными инвесторами из числа так называемых новых русских, которые высоко ценили таких партнеров.

– Если переводить термин «красные директора» на научную терминологию, то это региональная технократическая элита, – пояснил Евгений Волосов. – Этот термин устоялся, по теме проведены многочисленные исследования, написаны монографии и защищены диссертации. Это важный отряд политической элиты СССР, эти люди играли большую роль в формировании и реализации экономической политики. В эту группу входят директора промышленных объединений и транспортных организаций, включавших в себя другие юридические лица; директора предприятий и организаций союзного подчинения и республиканского значения, директора НИИ и проектно-изыскательских институтов. Сюда же нужно отнести руководителей плановых органов региональных советов – эти люди объединяли в себе организационные, научные и технические знания.

Была ли региональная техническая элита самостоятельным субъектом политических отношений? При Сталине, конечно, ни в коей мере. Во времена Хрущева ситуация стала меняться, а уже при Брежневе региональные элиты обрели собственное политическое лицо. В брежневскую эпоху кадровая политика союзного центра отличалась такой стабильностью, что «коней на переправе» не меняли до последнего, и для технократов наступили золотые времена.

Ни одно назначение на значимые государственные и хозяйственные посты не проходило мимо региональных комитетов партии и тем более Центрального Комитета, членство в ВКП(б) – КПСС было обязательным условием для успешной карьеры. Представители технократической элиты в обязательном порядке становились и членами выборных партийных органов, а зачастую и в советы разного уровня.

Обязательным условием успешной работы для таких людей был деловой прагматизм: работать им приходилось в условиях, которые современные историки описывают как «квазирынок» – минимум идеологии, максимум реальных показателей, точное и твердое исполнение нормативов прибыли и убытков, полная выплата всех налогов. Условия эти формировались постепенно и окончательно утвердились уже после реформ Алексея Косыгина, когда эти понятия окончательно вошли в экономическую систему страны.  

В плане быта «красные директора» находились в привилегированном положении и по уровню доходов уступали лишь некоторым людям с эксклюзивным положением – выдающимся ученым, писателям или артистам. В набор таких преференций входила как минимум квартира в доме с хорошей планировкой («сталинке») или даже отдельный коттедж, как у руководства Братскгэсстроя. По современным меркам такие условия жизни могут даже показаться скромными, но для своего времени это было роскошно.

Заработная плата руководителя крупного треста превышала зарплату партийного руководителя регионального уровня: первый секретарь Иркутского обкома КПСС Николай Банников получал 500 рублей в месяц, а директор Братского алюминиевого завода – более 1000. В иных регионах случалось и больше: директор Норильского горно-металлургического комбината в 1962–1969 годах Владимир Долгих (впоследствии кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС) зарабатывал в Норильске 1200 рублей и более.

Технократы и партия

Отношения с партийным руководством были для технократической элиты ключевыми, и изучение партийных архивов дает историкам самый интересный материал. Технократы всегда входили в так называемую роспись, то есть кадровый резерв партии и государства. Отношения между партией и руководителями предприятий развивались по сложной траектории и носили сложный, менявшийся со временем характер. У партийной бюрократии была ответственность за территорию, но не было собственных региональных денег; у технократов были средства и ответственность за производство – но не за территорию и ее будущее. Это противоречие вызывало постоянные противоречия между этими двумя силами, но партия могла влиять на технократов путем выборов в партийные органы и такое специфическое подчинение их своей власти.

Историк Михаил Восленский называл советскую систему представительных органов «лже-парламентаризмом», потому что в ней заранее было расписано представительство от рабочих, крестьян, интеллигенции и других социальных групп. Условный «токарь Петров» становился делегатом съезда КПСС не потому, что он был активным коммунистом, а потому, что соответствовал определенному набору качеств: возраст, образование, регион, семейное положение, хорошая работа на предприятии и так далее. Слесарь Сидоров мог быть точно таким же, но кто-то из его родственников во время войны попал в плен или оказался на оккупированной территории – и дальнейшая карьера ему была закрыта.

Избрание в один из низовых органов (а затем и продвижение в этой системе) давало руководителю очень важные возможности для лоббизма: на партийных пленумах, съездах и конференциях, на заседаниях областного, республиканского или Верховного Совета СССР руководитель-технократ мог представить, а затем и решить многие проблемы своего предприятия и региона. По составу представительных органов историкам нетрудно проследить, какие отрасли были приоритетны для государства в конкретный момент времени. В Иркутской области в органах власти всегда были представлены руководители Ангарского электролизного химического комбината (АЭХК) и Иркутского авиационного завода (ИАЗ), то есть представители военно-промышленного комплекса. Директора этих предприятий избирались в областной комитет партии без обсуждения, а директор ИАЗ Виктор Максимовский даже стал кандидатом в бюро обкома – это говорило не о его личной значимости, а о роли предприятия.

С середины 1940-х годов Иркутская область стала центром активного энергетического и промышленного строительства, поэтому руководители, возводившие предприятия Ангарска, Братска, Усть-Илимска и других городов, тоже включались в областной комитет партии. Директор Иркутского завода тяжелого машиностроения (ИЗТМ) Евгений Мармонтов представлял целую группу предприятий, работавших в областном центре. Директор БрАЗа Виктор Малов был избран сразу вторым секретарем обкома и проработал на этом посту до 1985 года. В 1960–1980-е годы в обкоме были представлены руководители практически всех областных предприятий, за исключением тех очень важных заводов и комбинатов, директора которых входили в ЦК. Не были исключением и начальники областных управлений четырех основных видов транспорта, а начальник ВСЖД в середине 1970-х годов Александр Головатый даже стал кандидатом в члены бюро обкома. Пожалуй, дольше всех в руководстве обкома были представлены руководители треста Востсибуголь – они заседали в высшем областном партийном органе с 1940-х годов и до распада СССР.

Избрание в партийные органы, напомним, было одной из форм контроля за техническими руководителями со стороны партийного руководства. Формы контроля были как нормативные, зафиксированные в Уставе партии, так и негласные. Они нигде не были прописаны, но очень четко соблюдались: партийная бюрократия не вмешивалась в текущую хозяйственную деятельность, признавала высокий уровень материальных преференций (и даже закрывала глаза на некоторое превышение бытовых стандартов), допускала технократов до выборов в представительные органы. По согласованию с партийным руководством технократы могли решать и многие кадровые вопросы. Технократы, в свою очередь, отдавали партии право решать стратегические вопросы управления страной, соглашались на применение индивидуальных наказаний за нарушение Устава КПСС.

Мелкая месть обкома

По Уставу КПСС за превышение рамок дозволенного следовало одно из серии наказаний: выговор, строгий выговор, исключение из партии. Последнее как исключительная и крайняя мера применялось редко, но в истории Иркутской области такой факт тоже отмечен. Но даже эта мера не всегда помогала, и вопрос о том, как заставить технократов сохранять подчиненность, всегда оставался актуальным. Формы давления на технократа были различными: неизбрание в состав руководящего партийного органа; отказ в согласовании государственной награды; отказ в согласовании на перевод в вышестоящий хозяйственный орган на новую должность; внезапная критика в СМИ.

В новых городах, некоторые из которых позднее получили статус моногородов, вся жизнь крутилась вокруг предприятий, все было на виду, все друг друга знали. В 1967 году под партийную критику попал директор кабельного завода в Шелехове: его обвиняли в пьянстве на рабочем месте и несуразных выступлениях на собраниях – в том числе очень важном, посвященном 50-летию Октябрьской революции. Под это дело вспомнили и другие грешки, так что в конце концов директора исключили из партии и уволили с завода, хотя ветераны отзывались о нем с уважением, производство он знал. В 1971 году бюро Иркутского обкома КПСС рассматривало вопрос о директоре ИАЗ Викторе Максимовском: он вместе с секретарем парткома завода спустил на тормозах историю с одним из заводских руководителей, который во время корпоративного застолья потерял партбилет. Максимовский получил за эту историю строгий выговор.

Отказ в согласовании наград тоже был редким, чаще обком предлагал понизить статус награды – скажем, вместо ордена Ленина давали орден Трудового Красного Знамени. Например, в 1981 году бюро Иркутского обкома отказалось поддержать ходатайство Министерства энергетики и электрификации СССР о награждении заместителя министра Александра Семенова (бывшего директора треста Братскгэсстрой) Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Против голосовало все бюро обкома, а в резолюции записали: «Считаем, что заслуги Семенова уже были отмечены по достоинству». Трест Братскгэсстрой был главной строительной компанией Иркутской области, но Семенов так никогда и не получил звание Героя, а препятствием стала именно резолюция Иркутского обкома.

Евгений Волосов полагает, что таким образом обком отыгрался за все сложные отношения, которые были у партийного руководства с братскими директорами, хотя и ранее случались неприятные эксцессы. Так, легендарный Иван Наймушин в 1971 году не был избран делегатом XXIV съезда КПСС, вместо него поехал его заместитель. Наймушин был очень обижен этим фактом, хотя формально у первого секретаря обкома Николая Банникова был веский повод: Наймушин любил спиртное.

В 1970 году случилась не менее интересная история: рядовой экономист Иркутского алюминиевого завода (ИркАЗ) написала статью, которую публиковали в двух подряд номерах «Восточно-Сибирской правды». Это была критика в адрес директора ИркАЗа Тимофея Панжина, который был одним из лучших директоров за всю историю завода. Припомнили все – от опозданий на работу до тех деталей, которые может знать только экономист. Поскольку сигнал в органы обкома КПСС не мог выйти без согласования с обкомом (а вероятнее всего, и написан был по прямому распоряжению из обкома), Панжин вскоре был уволен. И это был еще хороший выход из ситуации, потому что директор Коршуновского ГОКа Герой Соцтруда Виталий Беломоин умер в 1983 году от инфаркта во время очередной критической кампании со стороны обкома.

Записал Борис Самойлов, «Байкальские вести».

На фото: По инициативе руководства Иркутского обкома КПСС
начальник Братскгэсстроя Иван Наймушин не был избран
делегатом XXIV съезда КПСС, вместо него туда поехал его заместитель;

Директор Иркутского авиазавода Виктор Максимовский в 1971 году
получил строгий выговор от бюро обкома КПСС;

В 1981 году бюро Иркутского обкома отказалось поддержать
ходатайство Министерства энергетики и электрификации СССР
о награждении заместителя министра, бывшего директора треста
Братскгэсстрой Александра Семенова Золотой Звездой Героя
Социалистического Труда; 

Директор Коршуновского ГОКа Герой Соцтруда Виталий Беломоин
умер в 1983 году от инфаркта во время очередной критической
кампании со стороны обкома;

Мемориальная доска в Шелехове. Тимофей Панжин был уволен
после зубодробительной  кампании, организованной обкомом партии

Окончание следует.