Дон Кихот русской философии

К 150-летию со дня рождения Николая Бердяева

Н.А. Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».

Страницы биографии

Николай Александрович Бердяев родился 6(18) марта1874 года в имении Обухово, Киевской губернии, в дворянской семье. Будущий философ начал приобщаться к науке и культуре в Киевском кадетском корпусе, а затем учился в Киевском университете на естественном и юридическом факультетах. В 1897-м за участие в студенческих беспорядках ыл арестован и вскоре, после второго ареста, отчислен и отправлен в ссылку в Вологду, а затем в Житомир.

Летом 1904 года Бердяев встретил, по собственному признанию, «друга жизни Лидию», урожденную Лидию Юдифовну Трушеву (по первому мужу Рапп) (1874–1945), с которой прожил свой век.

В 1904–1907 годах в Петербурге, в период первой русской революции (1905–1907) он редактировал журналы «Новый путь», «Вопросы жизни». В изданиях сотрудничали люди «из разных миров», среди которых были Д. Мережковский, В. Розанов, А. Карташев, В. Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, А. Белый, В. Брюсов, А. Ремизов, Л. Шестов, М. Гершензон, С. Франк, П. Струве, Е. Трубецкой. Вспоминая позже годы, проведенные в Северной Пальмире, мыслитель писал о неудаче «ренессанса начала XX века», изолированности « культурной элиты в небольшом кругу», ее отрыве «от широких социальных течений того времени», движении к «торжеству большевизма».

В 1907-м Бердяев оставил Петербург. Побывав в деревне, а затем в Париже, переехал в Москву. В Первопрестольной он, наряду с, Е. Трубецким, С. Булгаковым, Г. А. Рачинским, В. Ивановым, «активно сотрудничал» в Религиозно-философском обществе «памяти Владимира Соловьева», выступал с публичными докладами, на диспутах.

В московском трактире около церкви Флора и Лавра, который называли Ямой, по воскресеньям встречались люди из народа. Он ходил на эти сходки «бродячей Руси, ищущей Бога и Божьей правды», принимал участие в спорах. Посещал и «закрытые общественные собрания», на которых сходились умеренные социал-демократы, социалисты-революционеры, левые кадеты, реже большевики, и даже «иногда председательствовал» там.

Воспоминая предреволюционные годы, проведенные в Москве, Бердяев писал об ограниченности собственных возможностей. «Наша группа, – констатировал он, – была немногочисленна. Большая часть интеллигенции … имела другое миросозерцание».

В годы советской власти

События Октября 1917-го внешне коснулись Бердяева не сразу. Ему оставили кабинет, библиотеку, дали «академический паек», который выделили двенадцати наиболее известным писателям, в шутку прозванным бессмертными. Он организовал Вольную академию духовной культуры (1919–1922 гг.), был ее председателем. Проводил лекции, семинары, собрания. Позже отмечал, что «особенный успех имели публичные выступления в последний год». На диспут о книге О. Шпенглера сошлось столько народа, что «толпа стояла на улице», а докладчик должен был пробираться через жаждущий знаний люд, объясняя, что он председатель.

В феврале 1920 года Бердяев был арестован по делу «Тактического центра». Допрос вел Ф.Э. Дзержинский, присутствовали Л.Б. Каменев, В.Р. Менжинский. После «беседы» арестованного отпустили.

В августе1922 года, во время отдыха с женой в Барвихе, он отправился в Москву. В первую же ночь в Белокаменной был задержан в своей квартире и препровожден в ГПУ. Через неделю следователь объявил о выселке «писателя» из Советской России за границу. С него взяли подписку о том, что в случае появления на границе СССР он будет расстрелян, и освободили.

Бердяев «не хотел эмигрировать», жить в изгнании. Но 30 сентября 1922 года «по идеологическим причинам» был выслан за границу вместе с группой писателей, ученых, общественных деятелей, признанных «безнадежными в смысле обращения в коммунистическую веру».

В Штеттине (Германия), ученый создал Религиозно-философскую академию, организовал Русский научный институт в Берлине, был деканом факультета духовной культуры, писал книги. В 1924-м переехал с семьей в Кламар, под Парижем, где провел последние годы жизни.

В годы Великой Отечественной войны философ всецело поддерживал СССР. «Вторжение немцев в русскую землю потрясло глубины моего существа, – вспоминал он. – Моя Россия подверглась смертельной опасности, она могла быть расчленена и порабощена. Немцы заняли Украину, и дошли до Кавказа. Поведение их в оккупированных частях России было зверское, они обращались с русскими как с низшей расой. Это слишком хорошо известно. Было время, когда можно было думать, что немцы победят. Я все время верил в непобедимость России».

В поисках смысла революции

Бердяев искал ответы на вопросы жизни. О судьбе человека, России, мира он размышлял в книгах «Судьба России. Опыт психологии войны и национальности» (1918),«Смысл истории» (1920)«О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931), «Я и мир объектов. Опыт об одиночестве и общении» (1934), «О свободе и рабстве человека. Опыт персоналистической философии» (1939),«Истоки и смысл русского коммунизма» (1937), «Русская идея» (1943), «Самопознание» (1940–1947).

Прогнозы философа строились на глубоком понимании особенностей «души России». Он порвал с аристократическим миром, вступил в мир революционный, сблизился с марксизмом и его приверженцами. Познакомившись с этим сообществом, осознал, что «революционная интеллигенция» не любит свободы, увидел в марксизме элементы, которые должны привести к деспотизму, на собственном опыте пережил столкновение личности и «коллектива».

В статье, опубликованной в 1907 году и вошедшей в книгу «Духовный кризис интеллигенции» (1910), он предсказал, что революция, когда она произойдет в России, будет «враждебна свободе и гуманности», и в ней победят большевики.

В 1914–1918 годы, в переломный момент в жизни страны, ученый в книге «Судьба России» писал о необходимости «новых реакций духа» на все свершившееся, изучения жизни страны в «перспективе мировой истории». За историческими, социологическими, политическими структурами, характеризующими прошлое и предопределяющими будущее страны, философ видел духовные начала. Войну, революцию он считал феноменом не «политическим и социальным», а «духовным и религиозным», и подчеркивал, что нельзя возродить Россию одними политическими средствами. В 1918 году, глядя в будущее, мыслитель констатировал: «В самой глубине буржуазной жизни лежит … семя великой войны, великой катастрофы».

Перспективы социализма в России

Слова Чаадаева о прошлом, которое «нам уже не подвластно», и будущем, «зависящим от нас», Бердяев относил к «основным мыслям» XIX столетия. Он верил в то, что потенциальные силы народа в перспективе раскроются, и будут получены ответы на важнейшие вопросы человечества.

Зимой 1919/1920 , за два года до своей отправки за рубеж, на лекции в Вольной Академии духовной культуры философ-интуитивист высказал мысль, на которую в то время никто не обратил внимания. «Можно заранее с уверенностью сказать, – констатировал он, – что… не удастся никакой социализм, который попробуют осуществить и который, вероятно, будет играть большую роль в том периоде истории, в который ныне мы вступаем. Социализм в опыте осуществления своего будет совсем не тем, к чему социалисты стремятся. Он вскроет новые внутренние противоречия человеческой жизни, которые сделают невозможным осуществление тех задач, которые выставило социалистическое движение.

Он никогда не осуществит того освобождения труда, которого Маркс хотел достигнуть связыванием труда, никогда не приведет человека к богатству, не осуществит равенства, а создаст лишь новую вражду между людьми, новую разобщенность и новые неслыханные формы гнета».

Спустя годы, в эмиграции, ученый подтвердил свое теоретическое заключение: в революционном социализме, коммунизме видна суть Великого Инквизитора. За хлеб соглашаются отказаться от свободы духа.

Позже, в книге «Русская идея» (1943), в свете наблюдений за реальным социальным экспериментом в СССР, Бердяев высказал новые мысли о его месте в русской истории, в будущем. Он интерпретировал коммунизм как «момент внутренней судьбы русского народа», который должен быть «преодолен» сокровенными силами масс, а «не уничтожен». Избавиться нужно было ото лжи «в духовных основах», которая вела к дегуманизации, к отрицанию ценности человека, «к сужению человеческого сознания».

Прогноз мыслителя включал «окончательный» приговор «новому строю»: прекращение его существования, и наступление новой эпохи.

Исторический опыт строительства социализма показал миру и достоинства «передового» опыта СССР. Бердяев оценил «социальную правду» «коммунистической» России. По его словам, она заключалась в «раскрытие возможности братства людей и народов, в преодолении классов». Мыслитель советовал взять в будущую постсоветскую Россию все лучшее из полученных достижений социалистического строительства.

«В высшую стадию, которая наступит после коммунизма, – отмечал он, – должна войти правда коммунизма».

Кризис гуманизма как текущая проблема

В июне 1915-го Бердяев опубликовал в «Биржевых ведомостях» статью «Конец Европы». Она практически повторяла заголовок книги Шпенглера «Закат Европы», над которой немецкий философ в это время работал, и совпадала с ней по смыслу. Мыслитель ставил вопрос о путях развития России и Запада. Он писал о приближающемся конце Европы «как монополиста» и «носительницы высшей культуры».

В работах «Конец ренессанса. К современному кризису культуры» (1919), «Смысл истории»,(1920),«Предсмертные мысли Фауста» (1921)Бердяев определил специфику эпохи, которую переживает Европа. По его словам, Старый Свет находится в состоянии кризиса культуры, деградации духовной основы – человечности (гуманизма), разложения «органического», утверждения «механического». Он показал кризисные явления в творчестве Ницше (возможность «антихристианской, безбожной, сатанической» религии); Маркса (не удержался на «человеческом», перешел к «нечеловеческому» – «новому коллективному целому»; в реальном социализме (основан не «на избытке, а на недостатке», принудительной организованности, механическом коллективе); к капитализме («иметь», а не «быть»); в познании (позитивизм, объективизм, борьба с субъективным, человеческим началом в науке); в современном искусстве («человеческий образ» гибнет в импрессионизме, футуризме); в жизни государства.

Бердяева предвидел наступления периода «в рамках которого «внутри… (и монархии, и демократии. – А. М.)… раскроются «не гуманистические, а… нечеловеческие начала».

Бердяев о кризисе культуры

Культура не развивается бесконечно. Ее «органичность» в цивилизации сменяется «механичностью». Утонченная мысль, художественное творчество перестают ощущаться как реальная «жизнь», превращаются в мираж. Цель видится в жизни, силе, практике. Познание, искусство, культура становятся средством, «техникой жизни». Красота культуры – ее реальное бытие в усадьбе, дворце, храме, – заменяется музейной имитацией. «Начинается, – заключает Бердяев, – культ жизни вне ее смысла».

В цивилизации (капитализм, социализм) коллективный труд вытесняет индивидуальное творчество, «уничтожает личность». В связи с приходом в историю новых людских масс, набирают силу процессы варваризации, огрубления, утраты совершенных форм, выработанных культурой. Возникает варварство «от самой цивилизации», господствует «магическое царство машинности и механичности».

Меняется направленность времени. Ни одно мгновение не имеет смысла. Оно лишь «средство для ускоряющихся жизненных процессов, устремленных к дурной бесконечности» (money, money, money – А.М.). В цивилизации «нет прошлого… нет настоящего, нет выхода к вечности».

Машина ломает темп жизни, заданный природой, дает иную, все возрастающую, скорость. Человек выбрасывается на поверхность. Вопрос о том, «имеет ли жизнь цель и смысл», остается без ответа. Человечество на этом пути к мощи, организации духовно опускается, ибо, по словам мыслителя, «без аскезы…не может быть высшей духовной жизни».

Реалистичный прогноз Бердяева: «Цивилизация бессильна осуществить… мечту о бесконечно взрастающем мировом могуществе». Ее дух – мир вещей, – буржуазен, ограничен, конечен. А культура, по словам ученого, вечна. В эпоху цивилизации она уходит в глубину, но остается «в качествах», продолжает жить в людях «как глубокое наслоение». Полностью культура не умирает никогда.

Идея духовного преображения мира

Проницательные суждения мыслителя о будущем России, Европы имели глубокие научные основания. Его пафос свободы, творчества, нежелание обременять себя формальными рамками, официальными церемониями, постами, чинами и званиями, всегда вели мастера по жизни.

Аристократ духа соотносил окружающую действительность с идеалом, постоянно находился в оппозиции, жил в конфликте. Он восставал против дворянского общества, революционной интеллигенции, «православной среды», коммунизма, эмиграции, сочувствовал «великим бунтам истории»и даже христианство понимал«как бунт против мира и его закона», хотя и видел ограниченность, частичность любой смуты. Его мысль раскрывалась «в духе», в философии истории, которую он считал своей специальностью. «Меня всегда… интересовали судьба мира и моя судьба», – писал он в «Самопознании».

Николай Бердяев был обращен к будущему. Он определял собственную философию как экзистенциальную, профетическую (пророческую), эсхатологическую (конечную), сопрягал свое направление с именами Аврелия Августина, Паскаля, Кьеркегора, Ницше. А в «Самопознании» подчеркивал: «Я наследую традицию славянофилов и западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского и Л. Толстого, Вл. Соловьева и Н. Федорова. Я русский мыслитель и писатель».

О будущем философии истории

Бердяев ушел из жизни на 75-м году в своем доме в Кламаре под Парижем. Это случилось во вторник 23 марта 1948-го около пяти часов дня. Незадолго до смерти он с горечью констатировал: «Я известен в Европе и Америке, даже в Азии и в Австралии, переведен на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают. Это моя родина».

Последнюю треть всей и половину сознательной жизни Бердяев вынужден был прожить за рубежом. Его труды на семьдесят лет выпали из советской исторической и философской науки, и не могли в момент своего появления открыто, полномасштабно влиять на отечественный историографический процесс. Они появились в России как новинка уже в иную эпоху, спустя почти полвека после смерти автора.

«Так совершается история, – заметил философ. – Но это …совсем не означает, что весь запас творческой энергии и творческих идей пропал даром, и не будет иметь значение для будущего».

Александр Маджаров, доктор исторических наук,
профессор БГУ, член Союза писателей России и
Союза журналистов России,
специально для «Байкальских вестей».

На фото: Николай Бердяев. 1912 год;

Одно из многочисленных изданий философских
трудов Бердяева